— Лир, ты где пропадала? — послышался из соседней комнаты молодой девичий голос.
— На обзорке была, город смотрела. Вымоталась ужасно. — С неподдельно уставшим голосом пролепетала эльфийка.
— Опять по Фольежу моталась, раз репетиций нет? Тебе надо больше отдыхать, подруга, иначе в гроб себя раньше времени загонишь. Выходные для того и выходные, чтобы не напрягать тело и дать ему капельку покоя, а ты по городу шастаешь. — В коридор выбежала в не застеганном зеленом платье девушка-ровесница эльфийки. Быстро, но уверенно приведя себя в порядок и накрасившись — благо в коридоре специально бля этого имелся столик с зеркалом — она пролепетала: — Все, подруга, я полетела. Пока-пока. — И помчалась к двери.
— Удачи в театре. — Пожелала Лир и закрыла за собой дверь в свою комнату.
В коридоре послышалось что-то вроде: «спасибо», а затем лишь стук закрывающейся двери и захлопывающегося замка.
Квартира представляла из себя две комнаты, соединенные в одну с общим коридором. Перепланировка здания прошла благодаря бронзовому театру, поселившему в этом жилище только актеров и работников самого тетра. К слову, почти все жили по парам.
Девушка, не раздеваясь, плюхнулась на свою кровать, стоявшую у окна, без сил и закрыла от усталости глаза. Роза — так звали ее соседку. Уроженка Оттаро была ровесницей Лир и имела очень симпатичные упругие подтянутые формы, черные длинные волосы, правильный красивый нос, ухоженное приятное лицо и зеленые глаза. Своими данными Роза с удовольствием пользовалась в личных целях. Ее отец — не очень богатый ремесленник — оплатил обучение дочери в школе, после чего ту взяли в бронзовый театр, в котором она выступала уже год и считалась одной из подающих надежды. Обременять же отца она больше не желала, используя все свое обаяние и шарм на молодых парнях разного сословия, но хорошего достатка. Так и жила. Однако в последнее время Роза все чаще стала говорить Лир о том, что скоро ее жизнь кардинально изменится. Эльфика догадывалась, что тому виной служат постельные игры с главным режиссером бронзового театра, но держала язык за зубами. Лир вообще старалась без нужды не говорить и о себе рассказывала мало. Сейчас же Роза побежала на репетицию в бронзовый театр, но эльфийка знала, что раньше утра девушку ждать не стоит: ночью у той намечена приватная репетиция.
— О Мать Хат, как же я устала… — пробубнила в подушку эльфика, лениво раздевшись и побросав вещи на пол.
Забираться под одеяло она не стала, так и оставшись обнаженной лежать на слегка пыльном покрывале.
Ей снились сны о том, как она только попала в Фольеже. В последнее время Лир часто видела нежеланные воспоминания по ночам. За ней вновь и вновь закрывается портал, оставляя ее одну на растерзание незнакомой страны и города. По спине течет холодный пот от осознания того, что произошло там, на другой части Гирида. Она всегда чувствовала в себе эту силу, но никогда раньше ее не использовала, хотя, при каждом упоминании об этом, покойный отец уклончиво уводил разговор в сторону, не желая ворошить прошлое. И вот она вырвалась, подпитываемая жаждой мести, лютым гневом и связывающим рассудок страхом. Оказалось, что Лир не в силах с ней совладать и вряд ли когда снова прибегнет к ее помощи. Денег должно хватить на новую нормальную жизнь, насколько она может быть нормальной без семьи и друзей. Да и постоять она за себя сможет. После этого был безумный забег по городу, в поисках хоть какого-нибудь пристанища, разум словно в тумане, не желал принимать реальность, а в груди жгло, будто раскаленная игла вошла в тело, но жгло не от физической боли, ту хоть можно перетерпеть, отстраниться от нее, тут страдала побитая, разрозненная и расколотая на мелкие осколки — блики той гордой, но доброй личности — душа. Днями она не выходила на улицу, зажимаясь в каком-то темном углу и прося мать Хат забрать ее боль. В это время по столице Сфата разгуливали отряды церковников, в поисках опасного адепта тьмы, появившегося на Гириде и не контролирующего свою силу. Лир же ничего не интересовало на свете: не было страха за свою жизнь, страха попасть в лапы работорговцам и закончить в публичном доме, не было самого желания жить. Пока он не нашел ее…
Воспоминания вновь сменились. Во сне она часто размышляла, осознавая и анализируя происходящие вокруг нее и с ней. Лир. Как же быстро это имя стало ее родным, одновременно и защитником, и проклятием. Маска, которую вынуждена носить эльфийка целыми днями, не доставляла ей ничего кроме боли и омерзения, но другого выхода не было. Но девушка поклялась. Поклялась, что будет жить назло всем тем, кто жаждет смерти ей и ее семье. В образе снова всплыло великое древо жизни и роскошные сады, разбитые вокруг, с их бесчисленными цветами и растениями, плодовыми деревьями и животными, не боящимися эльфов. Опять вспомнились теплые родные залы дворца с многовековой историей, с чарующим духом многих поколений. Вот снова звучит голос брата, зовущий ее по имени. Лири. Так звали ее лишь друзья и брат. Для всего остального мира она была Лириэль.
Девушку пробил холодный пот, заставив крик, наполненный страхом и болью сорваться с губ. Ее затрясло. Тем временем сон вновь изменился. Теперь уже Лир была наблюдателем, свободно паря над землей и наблюдая происходящие события. Событий было много, и всегда один и тот же человек был их виновником, будто притягивал к себе неприятности. Он ставил на кон свою жизнь, игрался с доброй волей Трафа, пока благоволившего ему, но никогда не проигрывал. И все время разные сны, разные чувства и мысли. С ним они были похожи: они оба вдалеке от дома, оба в корни изменили свою жизнь, оба меняются под весом обстоятельств, теряя детские грезы и иллюзии. Сама того не ведая, девушка начинала проникаться к загадочной персоне чувствами, над которыми посмеялись бы многие эльфы, а отец наверняка бы наказал непокорную дочь за такое. «Как же хочется увидеть его лицо, — думала Лир, тянувшись к страннику, — Еще немного. Еще совсем чуть — чуть и я увижу», — но сон всегда обрывался, оставляя девушку в молчаливом неведении.